Интервью с вито акончи

 

Стекло, пожалуй, - один из самых удивительных материалов, созданных человеком. Оно может быть твердым и хрупким, пластичным и текучим; являться тонкой стеклотканью, сохраняющей тепло, служить прозрачной бронёй, способной защитить от пуль и опасного излучения, или волоконной оптикой, улучшающей средства связи. Окруженные с детства миром стеклянных предметов, люди зачастую не осознают, обладателями какого богатства стали около четырех тысяч лет назад. И как это часто бывает в истории, имя человека, первым получившего стекло, затерялось в веках. Осколки посуды и ювелирные поделки были найдены в Месопотамии, а за 15 столетий до новой эры вазы из темного стекла украшали покои египетских фараонов.

 

Уже в i веке н.э. древние римляне изобрели стеклодувную трубку, украшали изделия аппликациями и вырезали камеи по стеклу. Но такая красота предназначалась императорам и полководцам, вернувшимся домой с победой. Гораздо чаще расплавленную массу обкатывали в разноцветной крошке и по старинке заливали в формы, сделанные из смеси навоза и глины.

 

С падением Рима и Византии в европейских странах на сотни лет воцарится тусклое бытовое стекло, а возрождение наступит только с подъёмом Венеции, привезшей рецепты варки стекла с Ближнего Востока. Исторические хроники сохранили эту важную дату: 982 год, появление первой венецианской вазы.

 

Постоянно улучшая качество своих изделий методом проб и ошибок, местные мастера убеждались в том, что расцветка стекла зависит от добавок оксидов и солей различных металлов и что сода, добавленная в расплав, придает ему пластичность, облегчая работу стеклодува.

 

В конце xiii века, понимая ценность стекла и желая оградить его от пожаров, которые случались здесь регулярно, власти государства переносят его производство на расположенный поблизости остров Мурано. Все эти годы стекло остается предметом гордости Венеции и едва ли не главным её товаром. Рецепты мастеров хранятся в строжайшей тайне. Под страхом тюрьмы запрещается вывоз сырья и выезд из города тех, кто тесно связан с его производством.

 

В xv веке венецианцам удается очистить стекло от примесей и получить прозрачное “кристалло”, на которое наносятся эмаль и узорная позолота , а в xvi - изготовить матовое, аметистовое стекло и алмазные иглы для гравировки.

 

К этому времени слава муранского стекла становится поистине мировой. Прозрачная филигранная ваза или расписное опаловое стекло, имитирующее фарфор, считается роскошью и королевским подарком. Мастера Возрождения Тициан, Тинторетто, Веронезе изображают на своих картинах стеклянные кубки и вазы.

 

Со временем цехи по изготовлению стекла открываются во Франции, Испании, Англии. И хотя влияние венецианской школы по-прежнему велико, техника расписного портрета и гравировка на французских и особенно английских изделиях порою её превосходят.

 

Многотысячная коллекция образцов античного стекла в музее, посвященном истории Лондона, рассказывает о его появлении в древней Британии: от местных стеклянных бус до осколков расписных чаш, попавших сюда с римскими легионами во время их вторжения на острова.

 

В национальной коллекции стекла в лондонском музее принца Альберта и королевы Виктории (v & А museum) представлено более шести тысяч уникальных изделий, отражающих его (стекла) эволюцию на протяжении четырех тысяч лет. cреди раритетов коллекции luck of edenhall – расписной сосуд, изготовленный в Сирии в xii-xiii веках и соединивший в себе прозрачность, эмаль и позолоту. Привезенный из крестового похода, он являет собой наглядное свидетельство вкуса и мастерства восточных мастеров. Удивительно, что уцелел и уникальный кожаный чехол, в котором он хранился. Принадлежавщий древнему роду Эденхоллов, он сотни лет служил ему талисманом, и разбить сосуд - значило навлечь на семью погибель и несчастья. Немецкий поэт И.Уланд посвятил этому мифу балладу, а американский - Г. Лонгфелло - перевел её на английский язык.

 

Переживая многовековые спады и недолгие подъёмы, английское стеклоделие подражает мастерам из северной Италии вплоть до 1670 годов, когда Д. Равенскрофт создаёт lead glass, английский хрусталь, по чистоте и прочности превосходящий венецианский.

 

Если говорить об американском стекле, то первые изделия польских и голландских эмигрантов-стеклодувов, сделанные в Вирджинии в начале xvii века, были малочисленными и неудачными. В 1621 году англичане нанимают нескольких венецианских мастеров и посылают их в свою американскую колонию для производства стеклянных бус, тогда еще ходового товара среди индейцев. К сожалению, передача венецианского опыта поселенцам тем и ограничилась, и подлинными пионерами американского художественного стекла стали братья Вистар, приехавшие из Германии в xviii веке и начавшие делать накладные спирали на бутылках и цветочные аппликации на кувшинах.

 

Резное и узорное стекло появляется в США в xix веке, когда английский мастер Т. Гейнс начал работать в Бостонской компании по выпуску оконного стекла и заодно научил своих хозяев варить английский хрусталь. Вскоре он открывает собственный бизнес и перебирается в Корнинг, Нью-Йорк, который с 1868 года становится главным производителем хрусталя в стране. Сегодня Музей стекла в Корнинге - владелец крупнейшей в мире коллекции, состоящей из тридцати трех тысяч экспонатов. cамой старой египетской вазе в этой экспозиции три с половиной тысячи лет, а самой новой скульптуре – не более нескольких месяцев. В библиотеке музея находится более двухсот тысяч слайдов и 40 тысяч книг о стекле, среди которых есть манускрипты xii века.

 

Одну из значительных страниц в историю американского художественного стекла вписал художник и дизайнер второй половины xix века Л .Тиффани. Начав карьеру с дизайна витражей и работая с полупрозрачными, как фарфор, стеклами, он перенес технику цветной мозаики на абажуры и люстры, на стекла дверей и окон, создав всемирно признанный и узнаваемый стиль. Будучи равно одаренным как художник и бизнесмен, он (вместе с членами семьи) создал ряд компаний, занимающихся дизайном интерьеров, ювелирных изделий и витражей. Перечисление наград, полученных Тиффани и Ко. на различных выставках, заняло бы большой лист. Среди поклонников и коллекционеров стиля “тиффани” были многие известные писатели, мультимиллионеры и президенты различных стран.

 

Другим популярным направлением в американском стеклоделии стало так называемое карнавальное стекло. Как правило, его получают прессованием. В этом случае испарения оксидов металлов оседают на изделии тончайшим слоем и цветовую игру можно сравнить с радужной бензиновой пленкой на поверхности воды.

 

Первым производителем карнавального стекла стала английская компания sowerby. В 1880 году она зарабатывала на нем 48 000 фунтов стерлингов в месяц, что по тем временам было весьма солидной прибылью.

 

В США переливающееся карнавальное стекло, за которым стоял дизайнер Д. Фентон, появилось в 1908 году, и спрос на него превзошел все ожидания. Вскоре у него появляются конкуренты, привнесшие в изделия оранжевые, пастельные и фарфоровые тона. Именно у фентоновской компании Тиффани и другая известная фирма “Стьюбен” “позаимствовали” иридиевое и рубиновое карнавальное покрытие, сделав возможным недорогие и яркие изделия попасть в безрадостные дома американских бедняков.

 

С тридцатых годов прошлого века карнавальное стекло в США не выпускалось, и только недавно, в связи с пробуждением коллекционного интереса, современные дизайнеры снова начали к нему обращаться.

 

Другим пристрастием коллекционеров и предметом их охоты являются работы из кракелированного стекла - сrackle glass. Оно было получено еще в xvi веке, когда неизвестный венецианский мастер придумал погружать горячее изделие в холодную воду, отчего получались трещины на его поверхности. Потом он заново нагревал стекло, заливая их другим слоем. При этом трещины оставались внутри, создавая игру фактуры и света. В США и других странах существуют клубы собирателей кракелированного стекла; о нём издано много книг и каталогов с иллюстрациями.

 

Понятие “богемское стекло” существует в Европе с xiii века, и с его историей связано не одно замечательное открытие. Независимо от венецианцев прозрачное и цветное стекло получили cлавянские мастера, а об их высоком искусстве говорит мозаика 1370 года “Страшный суд”, украсившая ворота собора св. Вита в Пражском Граде. Независимо от англичан на одной из гут ( стекловарен) они создали знаменитый чешский хрусталь с идеальной поверхностью для нанесения узора и эмали. Полученное ими ещё в 1711 году новое стекло, играющее после огранки не хуже бриллиантов, и по сей день служит основой для знаменитой бижутерии.

 

В начале xix века стекловары из Богемии изобретают черный и красный гиалит, подражающий самоцветам, и cтекло литиалин, сходное с мрамором и полудрагоценными камнями. А чешские разноцветные люстры в венецианском стиле остаются и до сих пор широко востребованным товаром.

 

В конце xix века английские и американские компании начинают копировать созданный в Чехии хрусталь с добавками урана, придающего изделиям бледно-желтый и зеленоватый оттенки. Интересно, что во время Второй мировой войны атмосфера секретности, царящая вокруг создания атомной бомбы, породила запрет на использование соединений урана, и американские и английские власти даже конфисковали эти запасы у производителей и художников. Сегодня изделия из уранового стекла не выпускают; вокруг него циркулируют разные слухи, а также имеют место смутные опасения, связанные с его возможной радиоактивностью, так что коллекционеры, заполучившие раритеты, радуются, но на всякий случай хранят их от глаз подальше.

 

Одним из самых знаменитых и наверняка самым богатым выходцем из Богемии стал Д. Сваровски, в своё время покинувший родные места и переехавший в австрийский Тироль, где создал машины, идеально шлифующие и гранящие хрусталь. Превратив свою продукцию в ширпотреб высокого класса, он прочно занимает своё место на мировом рынке стекла и в сердцах рядовых покупателей. Сегодня в фирме swarovski работает около десяти тысяч человек. Её магазины открыты в семидесяти пяти странах, а в девятнадцати из них работают цехи, выпускающие сотни видов сверкающих хрустальных сувениров. В честь столетия компании в австрийском Инсбруке открыт музей, в котором хранится самый большой в мире монолит хрусталя, и построена гигантская выставочная стена Сrystal wall, на которой закреплены сотни хрустальных камней общим весом более двенадцати тонн.

 

История русского художественного стекла начинается в xviii веке, когда в Петербурге был основан стеклянный завод, который выполнял заказы царского двора. На “стеклянке” выпускали хрусталь и цветное стекло по рисункам Воронихина, Кваренги, Росси. Восхищенный возможностями удивительного материала, великий ученый М. Ломоносов написал: “Пою перед тобой в восторге похвалу: не камням дорогим, не злату, но Стеклу”.

 

Именно в Петербурге в 1826 году была изготовлена кровать из невского хрусталя, подаренная Николаем Первым шаху Ирана, а в начале xx века – хрустальный фонтан, украсивший покои эмира Бухары.

 

Помимо сотен образцов русского стекла, коллекция петербургского Эрмитажа хранит работы французских авторов Э.Галле и братьев Доум, представлявших искусство Арт Нуово на стыке xix и xx веков, cтавшее предтечей модернизма. Их вазы из многослойного стекла, декорированные цветами, cтояли в апартаментах последних Романовых и украшали богатые дома Европы.

 

Не менее талантливые мастера работали в студии Бимини, открытой в 1923 году в Вене другом А. Эйнштейна, поэтом Ф. Лампи и братьями Бергер. В конце тридцатых годов, спасаясь от преследований нацистов, они уезжают в Лондон, где продолжают создавать покоряющие своей грацией фигуры из стекла. Их работы называют “застывшей поэзией”, и у коллекционеров они в большой чести.

 

Мировая культура всегда была подобна сообщающимся сосудам. Когда искусство венецианского стекла в начале xix века пришло в упадок, местные художники начали искать творческую опору в странах, некогда ходивших у них в подмастерьях. Так, много лет спустя достижения Арт Нуово и романтизма помогли венецианскому стеклу обрести вторую жизнь. Возрождение Мурано начал С.Сильвиати, привлекший к сотрудничеству выдающегося стеклодува К.Тосо и потомственного мастера А. Баровьери, нашедшего открытый его семьёй еще в xv веке и утерянный затем рецепт халцедонового стекла. Тогда же началась дружба мастеров из Мурано и американца Л. Стэнфорда, одного из попечителей университета в Калифорнии, заказавшего Сальвиати мозаику для церкви. В 1903 году Сальвиати подарил университету сто двадцать композиций своей компании, легших в основу нынешней стэндфордской коллекции венецианского стекла.

 

В 1921 году миланский арт-дилер и дизайнер П. Венини вместе с художником В. Зеччина открывает в Мурано компанию venini glass. Тончайшее стекло Зеччина быстро завоевывает европейский рынок. Важную роль в успехе сыграло и создание компанией собственного стекла с цветовыми оттенками, которые никто не мог повторить. Приглашая талантливых художников со стороны, venini glass с годами завоевывает всемирную известность. Характерно, что при этом компания никогда не делала секретов из своих творческих идей и концепций.

 

Когда в 1960 году молодой американский художник по стеклу, а ныне признанный мастер Д. Чихулу написал письма ведущим итальянским производителям арт-стекла с просьбой разрешить ему увидеть их работы, единственной открывшей ему дверь стала фирма Венини. Более того, она направила некоторых своих дизайнеров в США , где они читали лекции, проводили мастер- классы и открыли за океаном филиал компании. Сегодня в Соединенных Штатах работает с десяток выдающихся мастеров художественного стекла, чье становление произошло c помощью их старших коллег из Мурано.

 

Как и много веков назад, стекло не перестает удивлять мир. Этому удивительному материалу многое по плечу. Оно не просто примета нашего быта и отражение времени. В соединении с талантом художника стекло способно вызывать глубокие чувства, покоряя цветом и формой. Неудивительно, что по числу коллекций собиратели стекла уступают разве что ценителям монет и почтовых марок.

 

Сегодняшние технологии позволяют получать уникальные инструменты и изобретать новые виды хрусталя и стекла, соответствующие фантазии художника. Если, к примеру, мастер задумает создать голову античного жертвенного быка, мощная струя песка может пройтись по изделию так, словно само время оставило здесь свои следы.

 

И все же никакой технический прогресс не заменит искусства художника- стеклодува, чья работа чем-то напоминает священнодействие. Потому что всякий раз, беря огненный расплав на грушевидный конец железной трубки и соединяя своё дыхание с дыханием стекла, мастер создает нечто одухотворенное и новое: вещь, которая, отделившись от него, станет жить своей собственной жизнью.

 

Вито Акончи родился в Бронксе, Нью-Йорк, 24 января 1940 года. Его отец, иммигрант из Италии, знакомил его с искусством и водил по музеям и оперным театрам. Акончи получил степень бакалавра в области литературы и поэзии в университете Айовы. До 1968 года его работа состояла в написании стихов. Акончи интересовало пространство страниц, их структура, сквозь которую могли проходить и автор, и читатель.

 

Первые визуальные работы были выполнены как коллаж фотографий и текста. Эти работы создавали диалог между камерой и книгой, что и стало сутью последующей работы Акончи. В 1969–1974 годах он приступил к работе над серией из восьми фильмов и видео, в этот же период он написал более 200 концептуальных структурированных книг с очень сложной философией.

 

Его работы, инсталляции и иллюстрации вызывали противоречивые отзывы, потому что создавали впечатление прямой конфронтации с людьми, смотрящими на них. Теперь же работы Акончи представляют собой классический пример того, как концептуальное искусство может получить международное признание. Выставки Вито проходят по всему миру в музеях и художественных галереях.

 

Интерес Акончи к человеческому телу и его взаимодействию с общественным пространством проявился в архитектурных и дизайнерских работах, ландшафтной архитектуре и дизайне мебели. В конце 80-х он вместе с группой архитекторов, которые проектировали общественное пространство, площади, сады и парки и многое другое, открыл «acconci studio». Офис компании находится в Бруклине, в Нью-Йорке.

 

Каков лучший момент Вашего дня?

 

Когда я один. Весь день я провожу, работая в студии с людьми, я завишу от них, но мне нравится, когда никто меня не тревожит. В студии я могу размышлять, о чем-то думать.

 

Какую музыку Вы слушаете?

 

Думаю, что мои лучшие работы так или иначе связаны с конкретной музыкой. На данный момент я слушаю электронную и поп-музыку, а также шумную музыку японской группы «merzbow».

 

Вы слушаете радио?

 

Никогда. Почему? Наверно из-за того, что в Нью-Йорке нет хороших радио-станций.

 

Какие книги Вы читаете?

 

На данный момент ничего не читаю, хотя книги у меня повсюду.

 

Вы читаете для удовольствия или по работе?

 

Это не важно, я не разделяю эти понятия.

 

Потому что Вы художник...

 

Я и другие люди в студии чувствуем себя дизайнерами. Не художниками. Моя работа больше относится к фону искусства. Я не интересуюсь людьми, которые будут созерцать мои работы, мне интересны пользователи и соучастники, поэтому смысл моей работы заключается именно в архитектуре и дизайне. Однако на то, чтобы понять это, ушло много времени.

 

Вы читаете журналы?

 

Постоянно, но только потому, что они повсюду валяются в студии.

 

Откуда Вы узнаете последние новости?

 

Их интернета и газеты «new york times».

 

Вы замечаете, как одета женщина?

 

Очень часто. Мы, дизайнеры, любим создавать и одежду, мы думаем об этом постоянно. Это, наверное, своего рода отдых для дизайнера – представлять как именно ты можешь что-то изменить. И даже одежда является частью этих изменений.

 

Какую одежду Вы предпочитаете носить?

 

Я всегда одет одинаково. Я должен принимать много решений, это относится и к одежде. В основном я одет, как сейчас – во всем черном.

 

У Вас есть домашние животные?

 

Нет.

 

Хотели ли Вы с детства стать архитектором или дизайнером?

 

Когда я был маленьким, я знал, что буду или писателем, или художником. Начал работать в качестве писателя, но это не искусство. До 27-28 лет я ощущал себя писателем. Я никогда не рисовал, мне не нравились мои работы. Мне вообще не нравится ничего из того, что делается своими руками, но мне нравилось то, как я составлял предложение, и я начал с идеи.

 

Вы обсуждаете свои работы с другими дизайнерами?

 

Нет, в основном потому, что я провожу очень много времени с людьми в студии. А тратить много времени на других людей я не собираюсь. Когда стало ясно, что направление моей работы – дизайн, я понял, что я буду частью группы людей. Я хотел, чтобы дизайн стал доступен общественности. А если работать в одиночку, такого не случится. Поэтому работа в группе с тремя и более людьми – необходимость. Один человек – соло, два – пара или отражение, а вот с третьего человека начинается обсуждение. Общество начинается с обсуждения.

 

Где Вы работаете над своими проектами?

 

В студии. Иногда я работаю один только над основой идеи, иногда мне нужно некоторое время для того, чтобы утром я что-то смог представить людям в студии.

 

Опишите свой стиль, как бы это сделал Ваш друг.

 

Трудно обобщить. Я бы сказал, что нашей целью является поиск идей. Что я делаю лучше всего – это создаю основную структуру, потом студия работает вместе, и мы получаем что-то общее. Мы хотим увидеть, что случиться с пространством, если его перевернуть, если мы растянем или искривим его.

 

 

Хотели бы Вы стать ребенком?

 

Вообще-то, мы зачастую создаем дизайн для людей, что не значит получить второй шанс стать ребенком. Нашим клиентам нравится смотреть сквозь вещи и находить новые.

 

Вы можете описать эволюцию Вашей работы со дня создания первого проекта?

 

Есть одна черта, которая проходит через огромное количество форм. Будучи писателем, я стал очень внимательным к пространству страниц. Я начал задавать такие сумасшедшие вопросы, как что толкает Вас повернуть слева направо? С центра страницы на край страницы? Другими словами, страницы мне казались полем, по которому я, как писатель и в то же время читатель, двигался. Потом я осознал, что так ограничиваю себя страницами, что не вижу пол или улицу, с которыми я бы мог работать. Поэтому мои мысли повернулись в сторону искусства. Начался процесс обдумывания, как я могу включиться в реальное пространство и что меня подтолкнет к этому. Я начал изучать самого себя и понял, что концентрируюсь только на себе, но существуют и другие люди вокруг меня. Позже я стал концентрироваться на нем или ней. Думаю, что все это началось со знакомства с движением. Когда вы двигаетесь вдоль страниц, Вы находитесь наедине сами с собой, постепенно Вы очищаете пространство от других людей. Вопрос в том, как реагировать на пространство. Иногда Вы можете не заметить дверь, но иногда найдете ее, несмотря на то, что дверь небольшая, низкая. Замечательно, что имеешь с этим дело каждый день.

 

Какой проект Вам понравился больше всего?

 

Гораздо проще перечислить проекты, которые принесли больше всего проблем. Почему так получается, что проект, над которым мы работали больше года, так и не оправдал наши ожидания? Ну, обычно лучшим проектом является тот, над которым мы работаем в данный момент, мы не знаем, куда он нас завернет, но в этом-то весь смысл.

 

Каким проектом Вы бы хотели заняться?

 

Мы думаем о дизайне как о «многоцелевом». Нам нравится создавать проекты зданий или городов, но мы также хотим работать над дизайном мебели и одежды. Нам нравятся проекты, которые освобождают людей, которые позволяют им получить новый опыт, или уводят их от привычного. Нам интересен, как и многим дизайнерам, сам момент изменения, что-то вроде «мобильного дизайна». Лучше всего, когда Вы привносите куда-то что-то новое. Одну из проблем, с которой столкнулась студия, это моя репутация в мире искусства. Поэтому люди не часто нас воспринимают серьезно в качестве дизайнеров. Одним из противоречивых проектов, который изменил бы это мнение мог быть – «mur island» в Австрии.

 

Существуют ли дизайнеры или архитекторы, которых Вы цените?

 

На мой взгляд, их трое: Джованни Пиранеси, Пьер Буле и «achigram».

 

А из ныне работающих?

 

Нокс, Грег Линн и многие другие. Когда я думаю об архитекторах, меня интересуют обычно специалисты, которые младше меня. Меня мало интересуют архитекторы моего поколения, за исключением Рема Коолааса, но в этом случае я воспринимаю его как синтезатора. А вот молодые архитекторы мне интересны, я хочу узнать, что они делают.

 

Дадите совет молодому поколению?

 

Стоит думать о работе как о чем-то, чему Вы преданны, но Вы не должны быть всегда преданны одной работе. Это не должной становиться религией, потому что иначе это создает проблемы, потому что Вы не можете бросить то, во что верите. Дизайн и архитектура в какой-то степени противостоят религии. Они всегда со временем изменяются. Старайтесь понять, на что потратить свое время, потому что все, что вы делаете, отнимает его у Вас.

 

Чего Вы опасаетесь в будущем?

 

Боюсь, что Джорджу Бушу может понравиться делать то, что он делает. Похоже, что мы живем во времени, когда могут закрыть границы, выдворить посторонних. Возможно, это идет от страха в мире, который постоянно меняется. Мир должен быть без национальных границ, без разделений. Этот страх создает необходимость держаться старых правил. Я действительно переживаю за подобные вещи. Консервативный импульс, подкрепленный деньгами, означает, что это может продлиться дольше, чем должно.